Мама моя слабости не показала, но я знала, как сильно она переживает: весь хлеб, что она пекла следующие три дня, пришлось выбросить. Слишком солёный он выходил из печи. А на четвёртый день мы решили с ней сбежать. Денег у нас было немного. Но их бы хватило, чтобы перекантоваться пару недель. А там, глядишь, и работу подыскали бы на новом месте. Но в день, когда мы решили бежать, мать моя бесследно исчезла. А через пять дней меня привели в спальню к нему.
Он овладел мною быстро и без прелюдий. А затем снова. И снова. Кровь сочилась из моей промежности, глаза распухли от слёз, но он не выпускал меня из спальни десять дней. Десять ночей подряд он насиловал меня, а я лишь лежала под ним и молила Бога, чтобы всё это поскорее закончилось. Столько лет прошло, а я как будто всё так же не могу дышать полной грудью. Словно тело его до сих на мне и сдавливает мою грудь.
В одиннадцатую ночь я взбунтовалась, не позволила даже прикоснуться ко мне: огрела его то ли кочергой, то ли палкой какой по голове. Он так взбесился, крушил всё на своём пути. Кровь струилась у него по голове, заливала лицо, окрашивая пол в красный. А он, как обезумевший бык, преследовал меня. Когда гнев его угас, а разум взял верх над желанием, он приказал увести меня. Так я попала в Ферр. Как он полагал, это будет служить мне достойным наказанием.
Здесь я узнала, что беременна. Но новость накрыла меня, как огромный булыжник, и раздавила. Я не могла понять, чем заслужила такое наказание: сначала моим телом завладел он, а теперь – его отпрыск. С этим я не смогла смириться. Я не могла доставить ему такую радость. На обеде я проткнула живот ложкой, только чтобы выскрести его вонючее семя из своего чрева. Как мне потом сказали, меня еле откачали. А то, что было во мне, хвала небу, нет.
Через год я вышла, и меня вновь привели к нему. И я вновь отказала. Он-то думал, что я на всё пойду, лишь бы не возвращаться за решётку. Но, по правде сказать, я полвека пребываю в этих стенах. И нет для меня большей печали, чем дни, когда я вижу воочию его лицо.
Меня отводили к нему десять раз. Десять встреч прошло, а он все так же ждёт, когда я снова буду ему принадлежать. В следующий раз я выйду отсюда старухой. Уж не знаю, возбудится этот чёрт на мое дряхлое тело или нет. Но я лучше лягу заживо в гроб, чем с ним в одну кровать».
Старуха победно заулыбалась во все сохранившиеся зубы. Лиза горько улыбнулась в ответ:
– Этот мужчина, что поступил с вами так, он имеет большую власть?
– О-о-о, – протянула старуха, – ты даже не представляешь какую. Это был Джали.
Лиза нахмурила брови в попытках вспомнить прозвучавшее имя. Когда-то мама ей рассказывала, что страной управляли двенадцать мудрейших и влиятельных старейшин: поровну женщин и мужчин. Однажды одного из них не стало, на его место пришёл молодой и суровый. Он предложил убрать всех женщин из совета. Старейшины ему отказали и за это поплатились. Тех, кто не разделял его интересы, находили мёртвыми. Остальные из страха или внутренней гнили присоединились к нему. С того момента страной стали управлять двенадцать жестоких мужчин, а во главе их – Джали.
– Получается, весь этот новый закон – дело рук Джали?
– Да. Женщины не смогли отстоять свои права, а заступиться за них никто не рискнул.
– Но что женщины сделали не так? Почему это произошло?
Старуху невыразительно пожала плечами. Лиза задумчиво протянула:
– Если бы только всё вернуть назад…
– Если бы да кабы. В прошлом стоит разобраться только, чтобы ответить на вопрос: «Что можно сделать сейчас?»
Лиза повторила:
– А что можно сделать сейчас?
– Тебе можно драить пол. В остальном ты бесполезна, будучи здесь, – отрезала Старуха.
– Но через год я выйду отсюда.
– Когда выйдешь, тогда и поговорим, – женщина принялась с усилием тереть пятно на полу.
– Но…
– Никаких «но»!
Лиза послушно продолжила уборку. И всё время в голове у неё крутилась одна и та же мысль. Не выдержав, она произнесла её вслух:
– Я могла бы сбежать.
Старуха нервно отбросила щётку и упёрлась уставшим взглядом в Лизу.
– Сбежать?! Ты вообще рехнулась? Мало я повидала таких героинь на своём веку? Одна другой краше. Вон, – Старуха мотнула головой в сторону, – лежат на заднем дворе.
Лиза нежно коснулась шершавой руки Старухи, заглянула в измученное временем и пережитым горем лицо. Слова сами полились:
– Вы удивительная, храбрая, смелая. Я не представляю, как вы пережили всё то, что произошло с вами. Как хватило вам духу противостоять такому могущественному врагу. Вы не заслужили такой судьбы. Вы не заслужили страдать только потому, что вы женщина. Не заслужили доживать век в этих вонючих стенах среди таких же несчастных женщин. Вы не должны умирать, не познав любви и счастья. Вы не должны думать, что ничего уже не исправить. Вы не должны разувериться в том, что всё может быть по-другому.
Старуха крепко взяла Лизу за руку и благодарно кивнула. В глазах её стояли слёзы.
– Мой век прожит зря. По прихоти одного разгневанного мужчины. Я устала жить и ждать. Мне больше ничего не нужно.
Затем она отвернулась и продолжила тереть пол. До рассвета оставалось не более часа.
В оставшееся время они не сказали друг другу ни слова, хотя Лиза не раз ловила на себе изучающий взгляд напарницы. Когда первые лучи солнца лизнули старый исхоженный пол, Старуха неожиданно сдалась:
– Слушай меня, борзая. Бежать отсюда – гиблое дело. Но если знать куда, то есть мизерный шанс, что тебе повезёт.
– Но куда…
– Тщщ! – зашипела Старуха. – Молчи и слушай.
Она вплотную приблизилась к Лизе. В нос ей ударил кислый запах старческого тела.
– Мёргим, – тихонько промурлыкала Старуха. Непонимание, застывшее на лице Лизы, вынудило продолжить. – На востоке от Ферра. Только там есть шанс обрести свободу.
В дверном замке не вовремя послышался скрежет ключа и тяжёлое дыхание охранника. Старуха с невероятной ловкостью отпрянула от Лизы на несколько метров и сделала вид, что протирает скамью. Лиза притворилась, что смахивает пыль с выступающего камня в стене. Вошедший охранник с заспанным видом оглядел женщин и, ничего не заподозрив, перешёл к тщательному осмотру комнаты. Удовлетворившись результатом, он проводил заключённых в камеры.
Лиза проспала до вечера, пока не прозвучала сирена, возвещавшая о построении на ужин. Еле собравшись с силами, Лиза вместе с остальными женщинами неторопливо поплыла по коридору. На подступах к столовой в толпе послышался взволнованный шёпот и недоверчивые переглядывания.
– Кажется, за дверью нас ждёт далеко не ужин… – печально резюмировала Маша. В голове Лизы пронеслась жуткая догадка. Толпа, спешившая скорее увидеть всё своими глазами, стремительно наступала сзади. Лиза, поддавшись давлению, ввалилась в двери столовой.
Всё пространство освободили от столов и скамеек. Столовая представляла собой огромный зал, по краям которого размазывалась входящая толпа женщин. За гулом шаркающих ног то и дело слышались приглушённые охи и всхлипы. Вероятно, для большей части присутствующих подобная процедура была уже знакома. В центре столовой стояло приспособление, очертания которого Лиза смутно припоминала в комнате северной башни. Оно представляло собой высокое деревянное кресло, сидение которого располагалось в метрах двух-трёх над землей, так что находящемуся наверху вполне можно было дотянуться до потолка, не вставая. На полу под креслом размещался прикрытый крышкой металлический чан.
После того, как все заключённые разместились внутри, в столовую зашёл директор Ферра в сопровождении двух головастиков. Вслед за ними зашли двое охранников, тащивших под руки безжизненное тело женщины. Её лицо сплошь покрывали кровоподтёки и ссадины, глаза и нос на нём было не различить. Руки и босые ноги безжизненно свисали, ногти скребли по полу и оставляли на нём розовые следы. Одежда разорвана, из огромной дыры вывалилась красная изуродованная грудь. В чёрных засаленных волосах виднелась проплешина.
